— Это было классическое желание книжной девочки — переделывать мир и бороться за справедливость. В детстве на меня сильно повлияла пьеса, которую ставил Александринский театр. «Справедливость — мое ремесло». Про журналиста, который добивается правды. Тогда-то мою голову и переклинило. К третьему курсу я поняла, что все это полная безнадега, и захотела перевестись. Начала рассматривать филологический факультет. Ходила в университет, в Герцена. Там мне сказали, что для перевода мне нужно будет самостоятельно изучить латынь. Я поняла, что не потяну, и осталась на журфаке.

— Обучение было разным, как и у вас сейчас. Я училась на заочном отделении — вечернего тогда не существовало. Параллельно работала. На какие лекции могла приехать — на все приезжала. Как это ни грустно признать для журфака, но самое сильное влияние на меня оказал Борис Валентинович Аверин, преподаватель с филологического факультета. На его лекциях я боялась даже пошевелиться. Хорошо помню Лидию Васильевну Булдакову. Она была единственной, кто собирал ленинградцев-заочников для обучения фотоделу. Жутко она нас костерила, ругала, зато учила.
За всю студенческую жизнь я пересдавала всего два предмета. Первый — это научное редактирование. Второй — история русской журналистики. Ее у нас вел Сергей Александрович Балуев. Человек очень сложный, но преподаватель феноменальный. Пару лет назад он, к сожалению, скончался.

Помню, на экзамене я вытащила билет с вопросом про Белинского — и ни в зуб ногой. Сергей Александрович пытался из меня что-то вытянуть — любому преподавателю, на самом деле, хочется понять, знает ли студент хоть что-нибудь — но на пересдачу мне все равно пришлось пойти. Сейчас самой смешно.

— Окончив университет, я какое-то время проработала журналистом. Мне быстро объяснили, кто в редакции хозяин и как нужно писать, чтобы нас не лишили денег. Я поняла, что не в состоянии мириться с редакционной цензурой и ушла в ту сферу, которая мне всегда нравилась. Ведь что такое история русской журналистики? Это филология, книжки, текст, картинки. Дореволюционная журналистика, которой я занимаюсь, это литература. Кроме того, это еще и публицистика. Это вообще много что.

— Летом после восьмого класса я поехала в детский лагерь. На следующий год я вернулась туда, но уже в качестве вожатой. Так что, педагогической деятельностью я занимаюсь еще со школы, если мы говорим не про трудовую книжку, а про навыки. В университете же я преподаю с 2000 года. После выпуска поступила в соискатели, а из соискателей перешла в аспирантуру. Помню, на собеседовании меня спросили, зачем я туда иду. Я прямо сказала: мне нужна стипендия и проездная карточка. Все это было на кафедре истории журналистики. Там-то мне и предложили остаться. Для меня это был как бы естественный процесс. Это я сейчас понимаю: чтобы оставить защитившегося аспиранта преподавать, нужна ставка, нужно ее выбивать. Тогда я этого не знала и не видела. Может быть, и хорошо, что мы все это закулисье не видим.

— Помню свои страхи, когда первый раз поехала в отряд. Это был ужас: остаться с 30 детьми: «Мама, караул! Я буду что угодно делать, только не надо к ним!» С первым днем преподавания все немного сложнее. Еще когда я была аспирантом, помогала в приеме экзаменов. Конечно, и там странные ситуации были. Приходишь читать заочникам, а они лучше тебя все знают.

Я бы сказала по-другому. Запоминается не страх, а волнение, когда приходишь в новую аудиторию. Это как актер на сцене: если ты не волнуешься, значит не возьмешь. И это не должно уходить. Если волнение пропадает, то это профессиональное выгорание. Мы ведь не говорящие головы и не попугаи. Мы тоже переживаем, это нормально.

— С вами интересно, потому что вы творчески ко всему подходите. У вас просто колоссальный потенциал. Если вас растормошить, заинтересовать, то вы творите чудеса, причем массово. У вас хорошо подвешен язык, вы умеете держаться на публике, но при этом очень мало знаете. Уровень грамотности современного студента журфака — ниже плинтуса. А вот в творческом, в человеческом плане — с вами очень здорово. Не зря говорят: чем больше ты общаешься с молодежью, тем моложе ты становишься.

— Мне интересно, как люди жили раньше: как издавали газеты и журналы, как полемизировали друг с другом и как пытались улучшить мир — то, что не получилось сделать у меня. Современное нравится мне меньше, чем прошлое. На это повлияли и журналы, которые я читала в детстве, и семейные предания… Друзья даже в шутку называют меня геронтофилкой. Мне интересно делиться своими знаниями со студентами, хоть я и не могу рассказать вам все — должна донести только самое главное. К тому же, наука — это тоже творчество.

— Я думаю, что наибольший интерес вызывает то, чем ты занимаешься сейчас. В настоящий момент я с головой ушла в курсы на «Лекториуме». Один из них уже есть на платформе, несколько других только готовятся: «Журналистика как профессия в императорской России» и «История журналистики в карикатуре». Сейчас именно это вызывает во мне наибольший интерес. Но это не значит, что это самое интересное, чем я когда-либо занималась.

— Выгорание — это процесс неизбежный. Точно могу сказать, что весь 2022 год прошел у меня под знаком ярко выраженной депрессии и упадка сил. Спасалась книгами, музыкой, природой — рецепты давно известные. Много сил мне также дает общение со студентами. Если это не общение в процессе экзамена, конечно. Когда подпитываешься от вас творчеством, появляются силы на что-то новое. Главное, чтобы этот обмен энергией был взаимным. Иначе сразу становится понятно, что какая-то система работает неправильно.

— С точки зрения лектора, это непревзойденный Аверин. С точки зрения современного исследователя, это Наталия Николаевна Мазур, преподаватель Европейского университета в Санкт-Петербурге. С точки зрения порядочности, это Анна Политковская. Совершенно недостижимы для меня ни первый, ни второй, ни третий образцы.

— Я не приемлю халтуру. Преподавательскую или студенческую — неважно. Она принимает самые разные формы. Сколько мне рассказывали на экзамене про болеющих бабушек и скончавшихся собачек. У кого действительно горе, тот не будет о нем рассказывать. Также для меня абсолютно неприемлемы плагиат и неподготовленность. Все мы можем прекрасно болтать. Но за этим должна стоять очень мощная база.

– У меня очень много стремлений. Ведь если этих стремлений нет, мы очень быстро превращаемся в обожравшихся лягушек, которые сидят в своем болоте и квакают. Мне надо дальше ползти. Ползти, прыгать, царапаться, лететь, бежать… Последние годы я активно занимаюсь визуализацией журналистики. Мне интересно изучать ее через живопись, карикатуру. Планирую совместные проекты с коллегами из Москвы и Саратова. Хочется углубить свои знания в области зарубежной журналистики. Этот базис у меня очень плохой.

– Я хочу, чтобы университет оставался собой даже в самые тяжелые времена. Ведь университет – это территория свободы: свободы обучения и преподавания, науки и высказываний. Обращаюсь к студентам: я хочу, чтобы у вас были крылья. У меня уже возраст, проблемы – они мои крылья подрезают. А у вас они еще есть. И я искренне желаю, чтобы вы летели.